Я, как и Тамия, находилась на пределе моральных сил. Особенно близко подошла к краю, когда неожиданно наткнулась на взгляд Райна, прикованный не к дочери – ко мне.

– Фелиция… – позвал мой давний друг и наставник.

Ноги ослабли, и, наверное, я упала бы, не подхвати меня моментально оказавшийся рядом Олдер. Мне было под силу выдержать сверхсложные тренировки, длительные бои, противостоять гартахам, пауледам и ледяным троллям, но один Всевышний знает, чего стоило сохранять твердость духа сейчас! Сейчас, когда на меня никто не нападал, но сердце кровоточило так, словно в него всадили нож и медленно, смакуя каждый миг, поворачивали…

– Я дам распоряжение своим людям, тебя незамедлительно отвезут в гильдию, – коснулся слуха шепот Олдера.

Меня хватило лишь на то, чтобы отрицательно покачать головой и вновь встать прямо. Руку отца я так и не выпустила и была намерена оставаться здесь до последнего. До тех пор, пока этот тяжелый вечер не завершится. Саагары не бегают от трудностей. Даже от таких!

Вечер был долгим, хотя окончание этой его части не заставило себя ждать. Все же Олдер приврал, и речи свидетелей отняли больше, чем полчаса. Зато сразу после их выступлений к окружившим Райна стражам присоединились высокопоставленные лица, имеющие отношение к имперскому суду, а также несколько советников. Просьба Райна была удовлетворена – в том смысле, что в ближайшее время его ждало судебное разбирательство, исход которого был заведомо предрешен. А вот дожидаться этого разбирательства ему предстояло, находясь под арестом.

Пока его уводили, я стояла до того прямо, что заболела спина. Внутри неистовствовало пламя, на подавление которого уходили последние остатки сил. Как же мне хотелось, чтобы все это оказалось просто кошмаром! Хотелось, проснувшись, обнаружить, что все, касающееся Райна, мне только приснилось… Но нет. Это была реальность, с которой, как бы ни было трудно, приходилось мириться.

Мы ушли с арены вслед за взятым под стражу магом. Я, отец и Олдер. Некоторые маги порывались пойти за нами, но Олдер остановил их, сказав, что они переговорят позже.

Как только мы пришли в его комнаты отдыха, находящиеся в игровом комплексе, Олдер достал из шкафчика бутылку и плеснул горячительное содержимое в два широких бокала. Один из них молча протянул Драгору, тяжело опустившемуся в кресло. Я тоже присела рядом, на подлокотник и подавленно принялась рассматривать узоры на ковре. Не была уверена, что мое присутствие сейчас уместно, но уйти пока никто не просил.

Залпом опустошив бокал, отец отставил его на кофейный столик и спустя некоторое время сдавленно выдохнул:

– Невозможно поверить… Но это ведь не может быть ошибкой?

– Никакой ошибки, – отрезал Олдер, заняв соседнее кресло. – Я бы никогда не стал выдвигать такие обвинения, если бы не был уверен до конца. Вы и сами прекрасно это понимаете.

Повисла напряженная, наполненная сотнями оттенков чувств пауза.

Неожиданно отец уронил голову в ладони, запустил пальцы в волосы и, словно обращаясь к Райну, спросил:

– За что?.. За что, гартах возьми?!

– Я задавался тем же вопросом долгие годы, – последовав примеру Драгора в опустошении бокала, произнес Олдер. – После того как отец по глупости погиб на магической дуэли, объяснить мне это было некому. Мать пережила его ненадолго, и, оказавшись в сиротском доме, я поклялся, что однажды приеду в Солзорье. Приеду, чтобы восстановить справедливость и забрать то, что принадлежало моему деду по праву.

Он в упор посмотрел на главу магической гильдии.

– Я должен просить прощения. Все это время я винил во всем вас, как и отец когда-то. Он тоже жаждал возмездия – я хорошо это помню, но осуществить задуманное не успел. Сейчас я понимаю, что, как бы то ни было, вы с дедом выпили одинаковый яд. И именно вы одержали верх. Поэтому ваша победа честна.

– Ты? – Мой отец поднял на него затуманенный взгляд. – Ты просишь у меня прощения? Всевышнего ради… Да я первым должен был во всем разобраться еще тогда, пятьдесят лет назад! Чувствовал же – что-то нечисто, но проведенная экспертиза, не обнаружившая никаких следов яда или другого постороннего вмешательства, сбила с толку. А все чертов кайрийский бурецветник!

Он резко осекся. И, осененный догадкой, глухо проговорил:

– Так это что… все это время Райн меня…

– Травил? – закончил за него Олдер. – Да.

Не выдержав мучительного напряжения, не в силах видеть отца таким потерянным и убитым, я поднялась и отошла к окну. Взглянув на улицу, тут же с раздражением задернула занавеску, обнаружив двух буквально прилипших к оконному стеклу репортеров. Эта пара писала статьи в какую-то небольшую газетенку и обычно вела себя тише остальных коллег. Но сейчас их близкое присутствие все равно нервировало.

Пока я на них отвлеклась, отец с Олдером продолжали разговаривать – негромко, но уже гораздо спокойней. Бутылка медленно пустела, напряжение так же медленно, постепенно, но все же отпускало. Вскоре обо мне окончательно забыли, отчего я почувствовала себя лишней.

Поняв, что пора оставить их одних, я ушла. Ничего не говоря, незаметно, тихо прикрыв за собой дверь. Как ни странно признавать, все же есть в этом мире вещи, куда женщинам вмешиваться не следует. И разговоры, происходящие за закрытой дверью между двумя мужчинами, преодолевающими барьер из незаслуженной ненависти, долгих лет непонимания и общих горестей, входят в их число.

Следующие несколько дней атмосфера в гильдии царила странная. С одной стороны, маги были опустошены и подавлены, а с другой – общие трудности еще больше всех сплотили. Были у нас определенные энтузиасты, не дающие впасть в уныние, – Брюс, вопящий что есть мочи и чуть ли не ломающий свою гитару, Эгри, устраивающий карточные представления и не позволяющий мне киснуть в комнате, пара главных дебоширов, организующих в обеденном зале непрекращающиеся гулянки… ну и Ёдик, куда уж без него. Эта маленькая зараза выдрала почти у всех девушек знатные пряди волос и, сплетя из них косичку, повесила ее на люстру. Лапы бы ему повыдергивать!

А еще Юнона – копия меня в детстве за короткий срок успела переделать столько шалостей, что ее грозились прибить сто раз на дню. Притащив откуда-то дохлую магжабу, она заменила ею одно из поданных на обед блюд. Когда подняли крышку, визга было столько, что померкли даже вопли зрителей на играх, а мелкой хулиганки тем временем и след простыл.

Но все это было сущими мелочами в сравнении с великим и гениальным. Меня истязали. Меня пытали. Меня заставляли бодрствовать ночами, чтобы я снова и снова примеряла новые фасоны и цвета. Одно радовало – Олдер страдал вместе со мной. Понятия не имею, чья была идея (хотя, возможно, императрицы), но образы к финалу нам обоим готовил Чука, и к поставленной задаче он подошел со всей серьезностью и ответственностью. А серьезность и ответственность в лице этого стилиста – все равно что наступление апокалипсиса!